Хроника конклава, избравшего Иоанна Павла I

Патриарх Альбино Лучиани в последний раз покинул Венецию в 6 часов утра 10 августа, в сопровождении одного лишь своего секретаря. Отъезд проходил практически в тайне, никто не ждал патриарха, чтобы попрощаться с ним. Это были последние мгновения, которые он провел в лагунном городе, куда он прибыл восемь лет назад и откуда отлучался редко и лишь ненадолго. Фотографу, поджидавшему его всю ночь, удалось сделать снимок кардинала, покидающего здание патриархии с заднего входа и садящегося на катер.

В Риме Лучиани остановился в монастыре отцов августинианцев, напротив здания бывшей Священной Канцелярии, в двух шагах от площади святого Петра. Он обедал за одним столом с братьями, которые часто видели, как он гуляет по саду, читая розарий. Он прилежно присутствовал на всех генеральных конгрегациях кардиналов, но никогда не брал слова. «Казалось, будто он прячется, боится, что его заметят», – рассказывал после конклава один из его коллег-кардиналов. Его никогда не видели на более или менее тайных собраниях, на которых группы кардиналов обменивались идеями и обсуждали кандидатуры. И это отсутствие было замечено.

21 августа, когда до начала конклава оставалось четыре дня, бразильский кардинал Алоизиу Лоршейдер, архиепископ Форталезы, так описал в интервью образ нового Папы: «Это человек надежды… Он не должен пытаться навязать христианские решения нехристианам. Он должен быть чутким к социальным проблемам, открытым к диалогу… Прежде всего, он должен быть добрым пастырем… Должен уважать и поощрять коллегиальность епископов… Ему следовало бы также искать новое решение контроля за рождаемостью, которое не противоречило бы энциклике Humanae vitae, но развивало бы ее». Это портрет Папы Лучиани. Таким образом, хотя многие газеты изображали патриарха как мрачного консерватора, изобилуя новостями и мнениями, почерпнутыми у интеллектуалов из числа враждебно настроенного к нему венецианского духовенства, латиноамериканские кардиналы-прогрессисты, которым он уже был известен, решили поддерживать его кандидатуру.

Африканский кардинал Гиацинт Тиандум, архиепископ Дакара, много лет знал Лучиани и в 1977 году в течение пяти дней гостил у него в Венеции. В статье, опубликованной в журнале «30 дней» в июле-августе 1998 года, Тиандум написал: «Прежде чем уехать, я без колебаний поделился некоторыми впечатлениями и размышлениями, которые были продиктованы одной-единственной уверенностью: что я встречался с будущим Понтификом Католической Церкви. Этим убеждением я без колебаний поделился также и с его личным секретарем о. Диего».

За несколько часов до начала конклава архиепископ Дакара пригласил кардинала Лучиани на обед в свою римскую резиденцию, находившуюся в женском монастыре на улице Де Гаспери. Встав из-за стола, два кардинала расположились в небольшой комнате, чтобы выпить кофе. И тогда Тиандум обратился к Лучиани, сказав ему: «Мой патриарх, мы ждем вас». Лучиани, прекрасно догадываясь о том, что на уме у его собрата, ответил: «Я патриарх Венеции». Тиандум тогда сказал более откровенно: «Мы с вами». И Лучиани, подчеркивая свою отстраненность от конклавных игр, ответил: «Меня это не касается».

После полудня 25 августа 1978 года патриарх покинул монастырь августинианцев, чтобы вступить в затвор Сикстинской капеллы. Он спустился в холл со своим чемоданом и сказал находившемуся там брату: «Надеемся, всё пройдет быстро. Мой чемодан уже готов, чтобы можно было вернуться в Венецию». Это выглядело не столько как убежденность, сколько как суеверная попытка отвести несчастье. Лучиани знал, что находится «в опасности», но надеялся, что ожидания не сбудутся. Днем раньше он написал письмо своей племяннице Пие. По мнению монс. Джоакино Муччина, епископа Фельтре-Беллуно на покое, в этом и другом его письме чувствуется «страх и трепет, который он пытался скрыть от родственников».

«Дорогая Пия», – пишет Лучиани, – «сегодня мы завершили подготовку к конклаву на последней “Congregatio generalis”. После этого мы бросили жребий, чтобы получить свои кельи и пошли их осмотреть. Мне досталась под номером 60, это гостиная, переделанная в спальню. Это как в семинарии в Фельтре в 1923 году: железная кровать, матрас, таз для умывания. В 61-й будет кардинал Томашек из Праги. Дальше – кардинал Таранкон (Мадрид), Медейрош (Бостон), Син (Манила), Малула (Киншаса). Не хватает Австралии, чтобы сказать, что тут получился «концентрат» всего мира. Не знаю, сколько продлится конклав. Трудно найти человека, который подходил бы, чтобы заниматься столькими проблемами, которые являются тяжелейшими крестами. К счастью, я вне опасности. В этих обстоятельствах даже отдать за кого-то голос – это уже величайшая ответственность». Второе письмо от 25 августа было адресовано его сестре – Антонии Лучиани в Петри: «Дорогая сестра, пишу тебе, перед тем как войти на конклав. Это минуты великой ответственности, хотя для меня нет никакой опасности – несмотря на болтовню в газетах, отдать голос за Папу – это тяжкое бремя».

«Эта “болтовня” и это настойчивое “я вне опасности” являлись выражением неудовольствия и были созвучны тональности некоторых писем, которые в октябре 1958 года кардинал Ронкалли написал своим родным в Сотто-иль-Монте, а одно также мне», – подчеркивал епископ Муччин. – «То, которое было отправлено мне, даже заканчивалось словами “Silentium meum loquitur tibi” [“Безмолвие мое тебе говорит” (“О подражании Христу”, кн. 3, XXI, 4) – прим. перев.]. Из троих патриархов Венеции, которые стали в этом веке преемниками Петра, лишь избрание кардинала Джузеппе Сарто на конклаве в 1903 году стало неожиданностью в абсолютном смысле».

Когда во второй половине дня пятницы, 25 августа 1978 года, 111 кардиналов-выборщиков вступили в Сикстинскую капеллу, кандидатура Лучиани была больше чем просто одной из кандидатур. В замкнутом пространстве конклава кардиналы страдали от жары и неприспособленности келий к их нуждам. Во многих кельях, которые были образованы при помощи перегородок, установленных внутри Апостольского дворца, не было проточной воды, санузлы были общими. Еще за неделю до начала конклава кардинал Джузеппе Сири, безусловный ветеран конклавов, за свою жизнь уже принявший участие в двух выборах Папы, скажет своему другу журналисту Бенни Лаи: «Конклав продлится не дольше трех дней, максимум четыре дня. После трех дней в таких условиях жить уже невозможно. Пожалуй, мы уж тогда возьмем стул и наречем его Папой, чтобы выйти оттуда. Знаешь, что я беру с собой в затвор? Полбутылки коньяка. Не для себя, но для избранного. Я уже делал это на предыдущих конклавах, и можешь мне поверить, он пригодился».

Кардинал Сюненс будет впоследствии вспоминать в своей книге «Воспоминания и надежды»: «Моя комната была как печка, что-то вроде сауны. Трудно даже вообразить, что это такое – спать в печке. Там было только одно окно, но и оно было опечатано. На следующий же день мне удалось руками сорвать пломбы: и каким же божественным даром показался мне кислород и немного свежего воздуха! Там можно было запросто заболеть».

В субботу, 26 августа, отслужив Мессу и позавтракав, 111 кардиналов собрались в Сикстинской капелле на первое голосование. Конклав казался нелегким делом: для избрания требовалось набрать по меньшей мере 75 голосов, две трети плюс один голос. «Можно было предполагать, что конклав будет длинным и трудным», – скажет потом архиепископ Вены кардинал Франц Кёниг. На самом деле, уже с самого первого голосования были ясны реальные кандидаты. Согласно откровениям гватемальского кардинала Марио Касарьего, который был рукоположен в епископа Иоанном XXIII 27 декабря 1958 года вместе с Лучиани, исход первого голосования был следующим: Джузеппе Сири – 25 голосов, Альбино Лучиани – 23, Серджо Пиньедоли – 18, Себастьяно Баджо – 9, Франц Кёниг – 8, Паоло Бертоли – 5, Эдуардо Пронио – 4, Перикле Феличи – 2 и Алоизиу Лоршейдер – 2. Один из голосов, отданных бразильскому кардиналу, с большой степенью вероятности принадлежал кардиналу Лучиани.

Второе голосование проводилось сразу же, без всяких перерывов. Количество голосов, поданных за Лучиани, значительно возросло – до 53, тогда как Сири остался практически на том же уровне (число голосов за него уменьшилось с 25 до 24). Остальные голоса распределились между другими кандидатами, и впервые на некоторых бюллетенях появилось имя архиепископа Кракова Кароля Войтылы. Утро закончилось, и первый дым был черным. «Я помню, что в субботу утром, выходя из Сикстинской капеллы, мы встретили патриарха Лучиани», – вспоминает венгерский кардинал Ласло Лекаи. – «Мы тогда сказали ему: “Голоса прибавляются”. Он усмехнулся: “Это лишь летняя гроза”. Похожий ответ получит от Лучиани и африканский кардинал Жозеф Малула, который рассказывал, что обнял патриарха перед началом послеполуденных голосований, «потому что было понятно, что что-то назревает».

Решающим для избрания стал обеденный перерыв. В эти часы испанский кардинал Висенте Энрике-и-Таранкон встретился с некоторыми из своих коллег-кардиналов в своей келье, чтобы решить, как им следует вести себя перед лицом казавшегося неизбежным выбора между Лучиани и Сири. «Присутствовали кардиналы Сюненс, Алфринк, Кёниг, Кордейро и некоторые другие… Мы говорили друг с другом, потому что чувствовали себя выбитыми из колеи». Таранкон предположил, что многие кардиналы-прогрессисты склоняются к кандидатуре Лучиани, хотя изначально они рассматривали его как «человека нерешительного… Входя на конклав, я считал, что Лучиани мог бы быть решением для третьего дня, после того, как пройдут другие голосования».

Кардинал Сильвио Одди вспоминает: «После первых голосований вдруг возникло это имя. Неожиданно. Лучиани, почему бы и нет? – так многие говорили. Хороший человек, интеллигентный и благочестивый. И согласие распространилось моментально. Мы думали о нем как о новом Пие X, который также был патриархом Венеции, добрым и святым Папой».

Прошло третье голосование, и в 16.30 имя патриарха прозвучало под сводами Сикстинской капеллы около семидесяти раз. Для избрания не хватало совсем немного. Именно тогда кардинал Феличи передал Лучиани карточку с изображением Крестного пути, сказав: «Новому Папе». «Спасибо», – ответил патриарх, – «но это еще не произошло». «После третьего подсчета голосов мне хотелось исчезнуть и не попадаться никому на глаза», – признается потом Иоанн Павел I.

Четвертое голосование началось сразу же в атмосфере нарастающего возбуждения. Согласно реконструкциям, заслуживающим наибольшего доверия, Лучиани получил 101 голос из 111. «Необычайное большинство, впечатляющие три четверти голосов за мало кому известного человека», – отмечает кардинал Сюненс. Биограф Папы Лучиани Камилло Бассотто рассказывает: «Во вторник после избрания мы пришли к Папе на частную аудиенцию вместе с викарием венецианского диоцеза монсеньором Босой. Как только Иоанн Павел I принял нас в приемной своего личного кабинета, монсеньор Боса спросил его: «Ваше Святейшество, это правда, что Вы были избраны единогласно?» И Папа ответил: «Почти единогласно».

Когда имя избранного прозвучало в семьдесят пятый раз, по всей Сикстинской капелле раздались горячие аплодисменты. «Мы встали, аплодируя, но не видели его. Он съёжился в своем кресле, стал совсем маленьким, как будто хотел исчезнуть», – рассказывает кардинал Энрике-и-Таранкон. К концу голосования Лучиани выглядел «озабоченным и встревоженным». Однако, когда кардиналы Сири, Вийо и Феличи подошли к нему, чтобы спросить, принимает ли он избрание, патриарх ответил: «Принимаю». И объявил, что желает зваться «Иоанн Павел Первый».

Облачившись в белую сутану, самую маленькую из трех, приготовленных папским портным Гамарелли, которая всё же была ему великовата, новый Папа вошел в Сикстинскую капеллу, чтобы принять выражение почтения от кардиналов. «Я бедный Папа, смиренный Папа…», – повторял он всем, прося их молиться о нем.

Вскоре после 7 часов вечера из трубы над Сикстинской капеллой повалил дым сероватого цвета. Было непонятно, белый он или черный. Однако нарастающая плотность этого дыма и движения, которые стали заметны за большими балконами собора святого Петра, дали понять, что избрание состоялось. Появление кардинала-протодиакона Перикле Феличи на центральной ложе собора святого Петра подтвердило эти догадки. Кардинал зачитал положенную формулу и возвестил “Habemus Papam”. Еще до того как он начал произнес фамилию избранного, толпа начала аплодировать. Достаточно было одного имени – Лучиани был единственным из 111 участников конклава, который звался Альбино.

В 19.31 новый Папа впервые появился на балконе. Он улыбался и был заметно взволнован. Белое цуккетто, слишком большое для него, упрямо сползало набок. Иоанн Павел I хотел сказать несколько слов народу, но церемониарий, монсеньор Вирджилио Нои, напомнил ему, что обычно так не делается. Когда Лучиани произносил благословение «Urbi et Orbi», его голос прерывался от волнения. Возвращаясь обратно в зал, он в шутку сказал кардиналам: «Да простит вас Бог за то, что вы сделали». Конклав завершился, но Иоанн Павел I неожиданно попросил кардиналов задержаться еще на одну ночь, чтобы они могли вместе поужинать, а за столом он сел на то же место, где сидел в предыдущие дни. Один испанский кардинал, который после трапезы хотел закурить, подошел к Папе и попросил разрешения. «Охотно вам разрешаю, лишь бы только дым был белым», – иронично ответил ему новый Папа.