Стокгольмский синдром ревнителей традиции

Стив Скоджек, комментируя недавнее выступление кардинала Герхарда Мюллера на итальянском телевидении, в котором тот осудил публикацию Четырьмя кардиналами их письма Франциску и приложенных к нему «сомнений» (dubia), выразил мнение, что префект Конгрегации вероучения, ранее последовательно выступавший против радикальной реформы церковного учения и дисциплины, касающейся брака, оказался жертвой стокгольмского синдрома – известного в психологии явления, когда «заложники вырабатывают симпатию к своим захватчикам, несмотря на то, что содержатся в неблагоприятных условиях или даже в условиях прямой угрозы для своей жизни. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и, в конечном счёте, отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели» (Wikipedia).

В самом деле, пишет Скоджек, «когда префект Конгрегации вероучения кардинал Герхард Мюллер появился в прямом эфире итальянского телевидения в прошлое воскресенье и стал критиковать dubia, заявляя, что никакого «исправления» [Франциска] не будет, поскольку “Amoris laetitia” не представляет «никакой угрозы для веры», многие католики поймали себя на том, что они вглядываются в его лицо, пытаясь разглядеть, не мигает ли он глазом, передавая сигнал бедствия азбукой Морзе. Замешательство, последовавшее за этим интервью, продолжает порождать новости, однако причины, заставившие его говорить нечто, столь очевидно противоречащее истине, […] остаются тайной». Далее Скоджек размышляет о возможной психологической подоплеке случившегося, подробно анализируя отношения Мюллера с Франциском, рассматривая их на предмет наличия четырех условий стокгольмского синдрома, которые выделяет исследователь этого феномена доктор Джозеф Карвер. Согласно его теории, основой к развитию стокгольмского синдрома служат следующие четыре обстоятельства:

1. Наличие выраженной угрозы своему физическому или психологическому состоянию и уверенность в том, что захватчик выполнит свои угрозы.
2. Наличие поблажек со стороны захватчика по отношению к заложникам.
3. Изоляция от любых перспектив, отличных от диктуемых захватчиком.
4. Выраженная неспособность заложников избежать этой ситуации.

Однако Мюллер, будучи лишь чиновником аппарата Римской курии, так или иначе является непосредственным представителем Франциска и ex officio должен выражать его точку зрения. В случае, если бы он пожелал быть до конца последовательным, ему следовало бы оставить эту должность и выражать свою точку зрения с более независимой позиции. Так что его последние заявления, хоть и вызывают недоумение в свете того, о чем он говорил раньше, всё же могут быть объяснены именно тем, что в данном случае он лишь выступает в качестве говорящей головы, транслирующей мнение своего шефа.

Для нас же больший интерес представляет позиция именно тех, с кем в последние месяцы связывают свои надежды консервативные католики – а именно, Четырех кардиналов, опубликовавших свои dubia, и немногочисленных епископов, выразивших им свою поддержку, среди которых наиболее заметным является вспомогательный епископ Астаны Атаназиус Шнайдер. Хотя сопротивление «революции Франциска» наметилось еще в ходе Синода епископов 2014-1015 годов, и оно было поддержано гораздо более широким кругом епископов, именно благодаря этим иерархам коварная двусмысленность постинодального увещания “Amoris laetitia” получила максимально широкую огласку. Озлобленность и бесноватость, с которой многие сторонники Бергольо накинулись на подчеркнуто корректных и благожелательных кардиналов, также ясно вышла наружу и продемонстрировала, каким духом одержимы новоявленные реформаторы, прикрывающиеся заботой о «находящихся на периферии» членах Церкви, нуждающихся «в сопровождении».

Однако эта же корректность, благожелательность и опасения оттолкнуть кого-либо резкими заявлениями, к сожалению, играет злую шутку с кардиналами, не побоявшимися противопоставить себя церковному мэйнстриму. Вежливая форма делаемых ими заявлений в некотором смысле стала отражаться и на содержании этих заявлений, так что они выглядят гораздо более беззубыми, чем это можно считать необходимым в ситуации, когда Церковь давно находится в состоянии раскола (о чем сами же эти кардиналы и их соратники не раз упоминали) и стремительно движется к тому, что этот раскол приобретет формальные очертания. В таких обстоятельствах несколько наивно выглядят попытки дождаться ответа от человека, который сознательно ведет Церковь в пропасть, заявляя о том, что войдет в историю, как тот, кто расколол Церковь. Настойчивое подчеркивание своей лояльности этому человеку делает саму инициативу кардиналов во много лишь формальной акцией для очистки совести и «выполнения кардинальского долга», не предполагающей какого-либо реального результата. Кардинал Каффарра в начале своего недавнего интервью счел необходимым заверить читателей, что при написании письма Франциску кардиналы были озабочены двумя главными мыслями: чтобы «не соблазнить никого из ‘малых в вере'», и чтобы «ни один человек, верующий или неверующий, не смог найти в их письме выражений, которые хотя бы отдаленно звучали как хотя бы минимальный недостаток уважения к папе». Даже «формальное исправление», которым пригрозил было Франциску кардинал Бёрк, на поверку оказалось пшиком: вначале кардинал Брандмюллер (один из Четырех) сообщил, что оно будет происходить in camera caritatis, то есть в приватной форме (хотя непонятно, действительно ли кардиналы рассчитывают, что Франциск примет их и станет выслушивать это исправление?). Затем кардинал Бёрк высказал мнение, что исправление не будет сильно отличаться от уже известных dubia (то есть оно будет простым повторением перечня заблуждений Франциска, отправленных ему в личном письме, только уже не в форме вопросов, а в форме утверждения их ошибочности?). А теперь уже правая рука кардинала Бёрка, епископ Атаназиус Шнайдер заявил, что предполагаемое исправление «не имеет автоматического позитивного эффекта, но зависит от смирения и готовности слушать того лица, которому это исправление адресовано. Поэтому верные не должны возлагать все свои надежды на это исправление, но сосредоточиться на молитве за папу, поскольку, в конце концов, только Бог может коснуться разума и сердца человека». При безусловной справедливости и мудрости этих слов, говорить о таких качествах, как «смирение и готовность слушать» применительно к Франциску можно разве что с известной долей горького сарказма.

Епископ Шнайдер, впрочем, идет еще дальше и, отвечая на вопрос журналиста, прямо заявляет, что Франциск является законным Папой, и в этом не может быть даже малейшего сомнения. Выход из сложившейся ситуации он видит в том, чтобы рядовые католики продолжали молиться и заниматься своим делом, не обращая излишнего внимания на слова и поступки того, кто в настоящий момент занимает Престол св. Петра. Такой совет кажется более чем странным. Особенное недоумение вызывают ссылки на то, что в былые времена великие святые не особо заботились этим вопросами (по слову псалмопевца — «не входя в великое и для меня недосягаемое»), а продолжали свои благочестивые занятия. Однако ссылки на античный и средневековый период истории Церкви, когда об избрании нового Папы в отдаленных церковных общинах порой узнавали после того, как он уже отходил в мир иной, и на престол вступал очередной понтифик, представляются вряд ли уместными. В информационную эпоху, когда слова обитателя Ватикана тиражируются бесчисленными СМИ и формируют образ Церкви в мире, а также оказывают непосредственное влияние на внутрицерковную жизнь, не обращать внимания на это едва ли возможно. И хотя призыв к молитве, как и во все времена, звучит актуально, нет смысла отрицать, что сегодня моральная и эмоциональная вовлеченность даже простых членов Церкви в общецерковные дела на порядки выше, чем это было несколько сотен лет назад, и это абсолютно неизбежно.

Утверждение же, что в законности избрания Франциска нет никаких сомнений, как мы знаем, противоречит действительности, и делая такие заявления, было бы более чем уместно обосновать их хотя бы чуть более серьезно, чем просто сославшись на «неверную интерпретацию юридических фактов». Мы уже подробно знакомили наших читателей с фактами, которые могут служить основанием если не для полной уверенности, то хотя бы для серьезных сомнений в действительности избрания Франциска (см. статьи Что стоит за отречением Бенедикта XVI?, «Уж не пародия ли он?»: Действительность избрания Франциска под вопросом, «Сомнительный Папа не считается Папой»). Безусловно, каждый, зная об этих фактах, имеет полное право сделать собственные выводы, но хотелось бы, по крайней мере, получить их непротиворечивое и не вызывающее дополнительных вопросов разъяснение от авторитетного лица, чего до сих пор никто не счел необходимым сделать. Конечно, можно назвать эти факты «домыслами», не заслуживающими комментариев, однако такой высокомерный подход едва ли можно считать проявлением действительно «пастырской Церкви» и заботой о «малых в вере». Представляется, что Его Преосвященство монс. Атаназиус Шнайдер, как едва ли не единственный епископ, который мог бы дать такое квалифицированное разъяснение на русском языке, оказал бы большую помощь русскоязычным католикам в выработке собственного сознательного суждения относительно этих фактов, если бы обосновал свою позицию, выраженную в данном интервью.

Пока же такого разъяснения нет, мы склоняемся к тому, что представлять нынешнюю ситуацию в Церкви как «штатную», уже не раз случавшуюся и характеризующуюся лишь тем, что, как это уже бывало в прошлом, кардиналы выбрали не слишком удачного папу, которого надо просто перетерпеть – это в корне неверный подход. Говорить о Франциске как о «вне всякого сомнения, законном Папе» — значит устраняться от решения проблемы в ее корне, перенося внимание с причин создавшегося положения на его следствия. Пытаться вразумить самодурствующего иезуита, раскланиваясь перед ним и заверяя его в своей лояльности, вместо того, чтобы констатировать тот факт, что он оказался на своем нынешнем месте без всяких на то оснований – значит заведомо признать свое поражение и всего лишь стараться очистить свою совесть, убеждая себя в том, что «ну хоть что-то мы делали».

Как бы то ни было, складывается впечатление, что стокгольмский синдром, о котором говорит в своей статье Стив Скоджек, в какой-то мере можно наблюдать и у тех, кто считает своим долгом выступить в защиту чистоты католического вероучения. Попробуем хотя бы поверхностно оценить ситуацию с точки зрения теории д-ра Джозефа Карвера.

1. Наличие выраженной угрозы своему физическому или психологическому состоянию и уверенность в том, что захватчик выполнит свои угрозы.

Справедливость этого пункта очевидна: Франциск уже не раз доказывал свою решимость идти напролом, не считаясь с возражениями оппонентов. Он без всяких на то оснований разгромил конгрегацию Братьев Францисканцев Непорочной, запретив входящим в нее священникам служить Мессу в традиционном обряде, вопреки motu proprio Бенедикта XVI “Summorum Pontificum”. Он инициировал ревизию учения Церкви о браке, поддержав «план Каспера», а затем потакал попыткам своей свиты нагло и бесцеремонно манипулировать работой Синода епископов. Когда план добиться всецелого одобрения реформы участниками Синода с треском провалился, Франциск проигнорировал протокол и распорядился включить в итоговый документ даже те пункты, которые при голосовании не набрали положенных двух третей голосов. Постсинодальное увещание “Amoris laetitia” его сотрудники составили таким образом, чтобы его можно было толковать тем способом, который угоден Франциску, и именно это толкование он назвал единственно правильным в своем письме аргентинским епископам, хотя пока и не решился провозгласить это торжественным образом. Он насаждает атмосферу страха в Ватикане, увольняя высококвалифицированных сотрудников лишь потому, что они позволяют себе критику в его адрес. Он проводит чистки в ватиканских ведомствах, смещая неугодных ему людей (как, например, уже произошло с кардиналом Бёрком) или изолируя их (как это случилось с кардиналами Сара и Мюллером). Он возвел в принцип кумовство, назначая на епископские кафедры и ответственные церковные должности близких к себе людей и своих знакомых (либо знакомых тех людей, которым он доверяет), не считаясь с их ортодоксальностью или моральными качествами. Он постоянно третирует несогласных с его точкой зрения, обвиняя их в одержимости, фарисействе и отказывая им в звании христиан. Он планомерно превращает Церковь в казарму и всеми силами дает понять, что не остановится ни перед чем для достижения своих целей.

Не исключен, например, вариант, что кардиналам и епископам, радеющим за возрождение и распространение традиционной литургии в Церкви, было тем или иным способом дано понять, что перегиб палки в спорах с Франциском может возыметь последствия в виде ограничения или отмены действия motu proprio “Summorum Pontificum” и последующего запрета дореформенного обряда или возвращения его в гетто, в которых он существовал до понтификата Бенедикта XVI, а также в виде прекращения переговоров с Братством св. Пия X (об этом ниже).

2. Наличие поблажек со стороны захватчика по отношению к заложникам.

Надо признать, что когда, вскоре после необычного появления Бергольо на балконе собора св. Петра 13 марта 2013 года в повседневной белой сутане без обычного для такого случая хорального облачения, поползли слухи о его фразе, брошенной папскому оберцеремониймейстеру монс. Гвидо Марини: «Карнавал окончен», консервативные католики ожидали резкого поворота и гораздо худшего развития событий. Однако, как оказалось, Бергольо решил действовать, скорее, исподволь, используя доказавшую свою эффективность политику кнута и пряника. Он оставил на своем посту того же Гвидо Марини, предоставив нам гадать, какую, близкую к физической, боль должен испытывать этот рафинированный литургист, пытаясь угодить извращенным вкусам аргентинского иезуита и раскапывая в запасниках ватиканских ризниц как можно более уродливые облачения эпохи послесоборной реформистской эйфории. Он держит кардинала Герхарда Мюллера, назначенного еще Бенедиктом XVI, во главе Конгрегации вероучения, практически лишив ее всякой возможности влиять на принятие каких-либо решений, и полностью доверив разработку своих доктринальных документов своим старым знакомым, в частности, своему давнему протеже и ректору Папского университета в Буэнос-Айресе Виктору Мануэлю Фернандесу, которого он возвел в сан архиепископа сразу после своего избрания. Вопреки опасениям традиционных католиков, он назначил префектом Конгрегации богослужения и дисциплины таинств вовсе не архиепископа Пьеро Марини, имя которого будит воспоминания о чудовищных «мультикультурных» Мессах, которые он организовывал для Иоанна Павла II, а консервативного кардинала из Гвинеи Робера Сара. Впрочем, в конце прошлого года Пьеро Марини также получил свое место в конгрегации в ходе чистки, устроенной Бергольо, в результате которой кардинал Сара оказался фактически изолирован и, подобно кардиналу Мюллеру, лишен возможности принимать самостоятельные решения.

Франциск любит приводить в замешательство своих критиков, перемежая свои скандальные заявления в поддержку геев и встречи с трансгендерами вполне традиционными высказываниями в защиту жизни и критикой гендерной теории. Он отпускает уничижительные замечания в адрес семинаристов и молодежи, проявляющих интерес к традиционной литургии, но в то же время всячески поддерживает процесс воссоединения с Римом традиционалистского Священнического братства св. Пия X (FSSPX), а также предоставляет священникам этого Братства юрисдикцию для отпущения грехов верующим. Епископ Атаназиус Шнайдер, активно вовлеченный в этот процесс, недавно выступил с призывом к настоятелю этого Братства монс. Бернару Фелле «как можно скорее» принять возможное предложение Рима о придании Братству статуса персональной прелатуры (по образу Opus Dei), выразив мнение, что если бы был жив основатель FSSPX архиепископ Марсель Лефевр, он бы не сомневаясь воспользовался такой возможностью.

3. Изоляция от любых перспектив, отличных от диктуемых захватчиком.

После того как в ноябре прошлого года Четыре кардинала приняли решение опубликовать dubia, ранее направленные Франциску, они, по сути дела, сделались personae non gratae для подавляющего большинства церковных иерархов и учреждений. Выступить с критикой в их адрес стало делом почетным, а вступить с ними в контакт – опасным для дальнейшей карьеры. Декан Трибунала Священной Римской Роты монс. Пио Вито Пинто заявил, что обнародовав свое письмо Франциску, кардиналы дали огромный повод для соблазна, и за это Франциск мог бы даже лишить их «красных шапок», т.е. кардинальского титула. Председатель конференции епископов Греции епископ Франгискос Папаманолис в крайне резком тоне обвинил кардиналов в ереси, схизме и апостасии и также заявил, что они недостойны носить кардинальское звание, от которого им следовало бы, по его мнению, отказаться, прежде чем писать Франциску. К хору обвинителей присоединились и другие высокопоставленные иерархи, и ни один из них не был одернут Франциском, который находит время даже для того, чтобы возмущаться незаконной продажей билетов на свои генеральные аудиенции. Напротив, в своих интервью, выступлениях и проповедях Франциск продолжал жаловаться на «злонамеренное противодействие» своим реформам, понося «вдохновляемых демоном» учителей закона и поборников традиций, в которых без труда угадывались авторы dubia. Таким образом, совершенно очевидно, что травля кардиналов происходит не только с полного одобрения Франциска, но и с его подачи, и сами кардиналы и их сторонники не могут этого не понимать.

4. Выраженная неспособность заложников избежать этой ситуации.

При всем том, что Франциск до сих пор пользуется некоторой популярностью в Церкви, эта популярность довольно сильно напоминает популярность Путина в современной России. Опросы, безусловно, покажут, что большинство католиков «поддерживает Папу», но при этом на мероприятия с его участием приходит все меньше и меньше народа, а Юбилейный Год и вовсе оказался провальным, совершенно не оправдав возлагавшихся на него ожиданий. Своими регулярными нападками то на одну, то на другую категорию католиков Франциск постоянно настраивает против себя всё новые группы верующих, которые болезненно переживают стигматизацию со стороны того, кому следует быть «Всеобщим Отцом» (Universalis Pater), и перестают видеть в нем своего доброго пастыря. В Церкви давно сложилась критическая масса людей, у которых Франциск вызывает антипатию и даже отвращение, а его очевидная склонность к ереси и действия, направленные на раскол Церкви, вкупе с давно выявившимися нарушениями в ходе его избрания, дают кардиналам все основания для более решительных действий, которые, вне всякого сомнения, были бы поддержаны широкими кругами католиков. Тем не менее, страх перед возможным расколом и опасения «соблазнить малых сих» заставляют их действовать чрезвычайно осторожно, постоянно подчеркивая, что всё, что они предпринимают, никак не направлено против самого Франциска. Трудно сказать, насколько искренни в своих поступках и словах кардиналы и их сподвижники, и, вне всякого сомнения, в узком кругу они отзываются о Франциске с гораздо меньшим уважением (епископы обычно не скупятся на резкие оценки, когда говорят не с амвона и не перед камерами), а, возможно, и вовсе не считают его легитимным Папой, но, по всей видимости, именно уверенность в том, что, будучи изгнаны из системы в случае открытого противостояния, они лишатся даже тех немногих возможностей влиять на ситуацию, которые есть у них теперь, сковывает их действия. Однако, отказываясь от активных шагов, они нисколько не улучшают положение, предоставляя Франциску возможность и дальше безнаказанно разрушать Церковь и человеческие судьбы. Избегание конфронтации с Франциском не предотвратит раскола, а оберегая от соблазна одних «малых сих», они способствуют тому, что соблазняются другие.

Хорошего выхода из сложившейся ситуации не существует, поэтому кардиналам и епископам, решившимся взять на себя миссию защиты Церкви от варваров, стоит оставить дипломатию и открыто провозгласить то, что они думают, назвав вещи своими именами. Именно тогда можно будет надеяться, что, говоря словами монс. Атаназиуса Шнайдера, «Господь, несомненно, вмешается в этот текущий кризис».